«Редкая птица долетит до середины Днепра» - эти слова мы знаем с детства. А теперь представим себе, что Н. В. Гоголь работает в современной газете и ему дают задание написать очерк. Думаю, он постарается передать величие Днепра с гораздо большим чувством патриотизма. Скажем, так. «Редкий представитель семейства пернатых долетит до середины главной водной артерии Украинской ССР!» И далее поведает нам о том, как эта артерия хороша при благоприятных метеорологических условиях.
Если б А.П.Чехов работал в современной газете, он бы тоже не написал так «несовременно»: «В человеке все должно быть прекрасно: и душа, и одежда, и лицо, и мысли...». Он бы наверняка постарался блеснуть журналистским красноречием: «В человеческом индивидууме все должно отвечать эстетическим нормам: и морально-нравственный фактор, и внутренние резервы, и изделия текстильной промышленности, и лицевой фасад...»
Конечно, не каждый журналист может писать, как Н.В.Гоголь или А.П.Чехов. Но каждый журналист должен понимать, как сильно влияют на современный русский разговорный язык газеты, радио, телевидение... В словаре Даля более двухсот пятидесяти тысяч слов. А в наше время - статистики посчитали - журналисты, дикторы и комментаторы пользуются всего двумя тысячами слов. Какое обеднение языка! Безусловно, это удобно - образовать из минимального количества слов расхожие «деловые» выражения и закладывать их готовыми в предложения, как кассеты в магнитофон. Например, слово «лес» требует подобрать к нему эпитет, какой лес? А «лесной массив» уже не требует никакого эпитета. В крайнем случае «зеленый»... и достаточно. Или слово «поле». Надо подумать, крепко напрячься, чтобы описать это поле. А написал «бескрайние просторы» - и думать не надо, и начальство довольно. Люди, которые каждый день читают газеты, смотрят телевизор, слушают радио, сами начинают невольно употреблять в своей речи подобные словообразования.
Однажды за мной на персональной машине заехал директор дома отдыха одного крупного министерства. Вечером я должен был выступать в его доме отдыха. Когда мы сели в машину, я спросил у него:
- Кто у нас сегодня будет в зале?
Очень важно он мне ответил:
- Контингент у нас широкий!
Хотя мог ответить просто: «Зрители у нас разные».
Русское слово «зритель» - живое. За ним мы видим людей, которые улыбаются, смеются, грустят, гневаются... А «контингент» - слово обезличивающее. Оно осредняет и подстригает всех под одну гребенку. Это и зрители, и покупатели, и офицеры, и японцы... Происходит заимствование иностранных слов, которые можно употреблять не думая и которые наш родной язык обедняют, а следовательно, и наше мышление. Потому что в языке отражается образ мыслей человека.
Я задал директору второй вопрос:
- Как у вас кормят?
Не менее важно он ответил:
- Ассортимент у нас богатый!
Хотя опять-таки мог ответить: «Кормят у нас хорошо!»
Но, во-первых, он, по-видимому, принимает этот чиновничий язык за красноречие. Во-вторых, ему кажется, что этими словами он как бы доказывает свою принадлежность к номенклатуре крупного министерства. А главное, как человек, не чувствующий языка, он не понимает, что ассортимент - это не еда. Это то, что ест контингент!
Так мы и разговаривали с ним, пока ехали.
- Во сколько выступление?
- Сразу после вечернего приема пищи.
- У вас хороший клуб?
- У нас передовой очаг культуры! На двести посадочных мест!
Когда я выступил перед контингентом, после вечернего приема пищи совершившим посадку в передовом очаге культуры, директор пожал мне руку и с необычайной теплотой сказал:
- Благодаря вам мы оптичили еще одно мероприятие!
Признаться, я не сразу понял, что слово «оптичить» означает «поставить за мероприятие галочку». Но ему на всякий случай ответил: «А вас разрешите оспасибить!» Он даже не улыбнулся. По-моему, подумал, что теперь так в «кругах» говорят. И с тех пор, я думаю, сам оспасибливает всех направо и налево.
После этого случая я стал все чаше замечать, что продавщицы в магазинах не говорят «посуда», а говорят «посудный инвентарь». Не говорят «ковер», а говорят «ковровое изделие». В профсоюзных и комсомольских организациях процветает словообразование «охваченные взносами». В автобусах то и дело слышится выражение «обилеченный пассажир». В некоторых загсах молодоженов после регистрации называют «обраченными».
Даже детские врачи стали говорить детям, что им нужно «увеличить каллораж питания». По-моему, ребенок, услышав такое, вообще может перестать есть.
Наконец, в каждой газете можно прочитать, как «славной поступью» кто-нибудь движется куда-то «маршрутами созидания» и чего-то попутно засыпает или заливает в «закрома Родины». Причем что такое «закрома Родины» и где они находятся, до сих пор никто не знает. Впрочем, как никто до сих пор не знает, где все то, что в них каждый раз засыпают.
Наверное, некоторые авторы считают, что «закрома Родины» - это художественный образ. Но образ хорош, когда он использован один раз. Как только он начинает повторяться, он становится таким же штампом, как в банальной прозе «лучи заходящего солнца», «небо, шатром раскинувшееся над головой», «добрая улыбка на лице нашего разведчика» и «злобная ухмылка на физиономии их агента»...
Конечно, нельзя винить только журналистов за то, что происходит обеднение нашего родного языка. Да и не всех журналистов можно за это винить. Нельзя судить категориями. Большая вина лежит на тех, кто издает бесчисленное количество инструкций, положений, памяток, написанных этим уродливым языком. В профкоме одного ПТУ я прочитал название брошюры «Положение об улучшении отпуска сбалансированного рациона питания и контроля за полнотой утвержденного набора продуктов на одного учащегося». Стыдно! Очень стыдно! Вместо того, чтобы хорошо кормить учащихся, профсоюзные работники составляют брошюры, позволяющие им в первую очередь выслуживаться перед своим руководством.
Поэтому подобный оскверненный русский язык и входит в нашу речь, что он позволяет выслуживаться, докладывать, создавать видимость работы. Во время съезда комсомола я смотрел телемост. С одной стороны телемоста - сибирская стройка, с другой - Дворец съездов. С того конца телемоста рабочий спрашивает у делегатов: «Когда вы нам, наконец, пришлете рабочую форму?» Отвечает одетый с иголочки комсомолец-делегат: «Мы по этому вопросу уже второй год владеем обстановкой!»
Мало кто задумывается над тем, что многие из этих выражений неграмотны. Мне недавно позвонили из одного райкома комсомола и спросили, кого бы я мог рекомендовать им для выступлений? Я предложил позвонить Е. Петросяну. Инструктор мне ответил: «На Петросяна мы уже выходили». Выходить можно на медведя. А на Петросяна выходить нельзя!
С другой стороны, разве можно ждать от молодого поколения грамотности, если даже учительница русского языка в средней школе однажды мне сказала на конференции: «После ремонта наша школа стала не годна для эксплуатации детей», в школьном учебнике русского языка написано, что существует несколько стилей языка: деловой, разговорный, газетный, литературный... И так далее. Я понимаю, что ученые могут защищать докторские диссертации на эти темы. Чем больше будет этих диссертаций, тем больше будет у нас официально считаться стилей. Но смешно думать, что приходя на рынок, я должен говорить одним стилем, на работе другим, дома третьим, читать и думать не четвертом... Трудно представить себе А.С.Пушкина, который, написав: «Я помню чудное мгновенье», сядет писать статью в газету, в которой будет восхищаться «закромами Родины». А на следующий день в разговоре будет защищать ассортимент своих стихов.
Я представляю себе Пушкина в этой ситуации потому, что именно он в прошлом веке оздоровил русский язык, привнес в него снова народную образность, мудрость... В то время как «избавленные чином от ума» уже тогда начинали уродовать язык иностранными словами и бюрократизмами. И вот теперь эта же опасность угрожает нашему современному языку. И угрожает всерьез! Восемнадцать миллионов номенклатурных работников живут по инструкциям, положениям и памяткам, написанным языком канцелярского красноречиями если филологи узаконивают в новых словарях подобные уродства, значит, эти филологи принадлежат не к истинно российским ученым, а, как точно написано в гардеробах множества институтов, всего лишь к «профессорско- преподавательскому составу». То есть еще к одному обезличенному контингенту. Потому что не может ученый-филолог или преподаватель русского языка, который любит свое отечество, сразу после издания антиалкогольного постановления выбросить из учебников русского языка стихи Пушкина: «Выпьем, няня, где же кружка?» Или этот представитель современной филологии считает, что великий поэт в свете последних постановлений подает детям дурной пример спаивания своей няни? Но ведь сейчас, говорят, готовится постановление по борьбе со СПИДом. Значит, пришла пора выбросить из школьной программы все стихи о любви. Что это за безобразие! Я помню чудное мгновенье!!? Мгновенье, может, и чудное, а кто знает, чем оно может закончиться?!
Благодаря таким приспособленцам преподавание в школе литературы, к сожалению, чем-то напоминает прививку. Ввели в детстве небольшую дозу вакцины оспы - и человек никогда больше ею не заболеет. Так и с классикой в школе. Ввели небольшую дозу Некрасова, Достоевского, Толстого... И на всю жизнь у всех к ним иммунитет выработали.
Вот и вырастают одно за другим поколения, которые не чувствуют литературного живого языка, не понимают, как обидно человеку услышать, что в самый счастливый день тебя назвали «обраченным».
Неужели придет время, когда влюбленные будут приходить к своим девушкам с цветами... простите, с букетами цветочно-штучных изделий... и ласково делать такое заявление: «Дорогой друг и товарищ! Я испытываю к тебе всесторонние любовные ощущения. Давай организуем с тобой долгосрочную семейную ячейку на взаимовыгодной основе».
А дети, возвращаясь домой из детского сада, будут говорить родителям: «Мы сегодня всем коллективом играли в войну в обстановке сердечности и полного взаимопонимания!»
Язык отражает мышление человека. Раз обедняется язык, значит, обедняется мышление. Понятно, что для бюрократа его язык, мышление, дела и зарплата составляют единую гармонию. Но невольно задумываешься, сколько же их - обедненных духом и мышлением людей, если они смогли повлиять на язык нескольких поколений.
Мы живем во время надежд на освобождение нашего общества от многих накопившихся недостатков. Но перестройка невозможна без личностного мышления. А значит, и без оживления языка. Перестройка не может быть кампанией контингентов по улучшению ассортимента. Перестройка не может подчиняться инструкции, положению, памятке... Иначе вековой бюрократ со своим мертвым мышлением навсегда овладеет обстановкой и наша перестройка превратится просто в оптиченное мероприятие!

Не знаю, может, я давно в театры не ходил. Только не понимаю я что-то современных постановок... Ну посудите сами... Прибегает моя Настя недавно домой и говорит: «Я, Степ, тебя на гениальный спектакль сводить решила! Мне билеты по знакомству через вторые руки за тройную цену достали». Обрадовался я. Туфли чистить начал. Как вдруг останавливает она меня.
- Ты куда собираешься?
- Как куда? В театр, естественно.
- Эх ты, неуч! Этот театр - новое слово в мировом искусстве. В него похуже одеваться надо и потеплее. Потому как спектакль, на который мы едем, за городом играется, на болоте, в лесу и при луне...
- А если луны нет? - спрашиваю.
- Билеты обратно в кассу сдаются.
Пока мы в электричке ехали, Настя мне все про этот театр рассказывала. Режиссер в нем - гений! Такого контакта со зрителями добивается, какого еще никто не добивался! Сегодня спектакль вообще особенный, потому что по старинным русским былинам создан. Эти былины режиссер все до единой за одну ночь сам написал. А ночью тоже не просто так играется. Этим темное прошлое нашего народа символизируется!
Поначалу все действительно интересно было. Прямо на перроне нас волхвы в лаптях и мешковине встретили:
- Люди добрые, следуйте за нами! Вон тот лесок за полем видите? До луны успеть надо! А ведь еще плыть придется...
Интересно, словом, с фантазией! При входе на болото три богатыря билеты проверили. В повязках дружинников. Илья Муромец с фонариком нас на наши места проводил. На что-то мягкое и кусачее усадил. Муравейник, оказалось! Вот тогда я и насторожился. Возмутиться хотел, но Настя сдержала.
- Не смей, - говорит, - свою необразованность показывать! Это режиссерская находка. Стулья-муравейники! Они эмоциональное воздействие зрителю усиливают. Так что сиди спокойно и делай вид, что тоже интеллигентный человек - все понимаешь!
Сдержался я, губу прикусил, терплю, как настоящий интеллигент. За голову комары кусают, за ноги - муравьи. Такая темень, что никого вокруг не видать. Только по тому, как все от насекомых отбиваются, чувствую, что на болоте аншлаг.
Наверное, артисты наши шлепки за аплодисменты приняли, потому что тут же начали. Из-за кустов соловей-разбойник вышел. Сначала сам посвистал немного, потом всем зрителям по очереди два пальца в рот засовывать начал, чтобы те посвистели. Мол, в каждом человеке одновременно и соловей живет, и разбойник...
Только я возмутиться опять хотел, как вдруг из-за всех кустов славяне древние повыскакивали! С палицами, факелами... Да как начали орать: «Хазары! Печенеги! Спасайся, кто может!» Всех богатырей вмиг с нашего болота сдуло! И неудивительно. Глянул я направо - хазары! Видимо-невидимо! Глянул налево - печенеги! Настя мне на ухо шепчет: «Не бойся, это театр!»
Ну уж не знаю я, что это за театр, только началось тут невероятное! Славяне с деревьев смолу горящую льют, хазары лес поджигают, промеж ушей стрелы отравленные свистят... Только и успевай пригибаться. Даже у меня по всему телу мурашки побежали. Потом-то я понял, что это просто муравьи от такого шума из муравейника ко мне под костюм перебежали. Но и мне уже не до них стало. Потому что в это время кочевники проклятые окончательно распоясались и начали всех зрителей женского пола в плен уводить. Мою двое подхватили. Я и оглянуться не успел, как они с ней в темноте сгинули. Вот тут-то я и не выдержал. Видать, контакт на себе почувствовал! Только вскочил я со своего муравейника весь в смоле да как закричу: «Братва! Доколе мы будем терпеть это безобразие? А ну, бей проклятых!»
Ну и суматоха тут началась... Помню, славяне тут же с деревьев попрыгали и почему-то на стороне кочевников против нас биться начали... А вот что дальше было - ничего не помню. Помню только, что очнулся уже на рассвете. Вокруг в чистом поле в лучах солнца восходящего зрители побитые лежат. И вороны над ними кружат. Растряс я их.
- Братцы, - говорю, - как же это мы одни-одиношеньки домой возвратимся?
А один - все лицо в синяках, - видать, заядлый театрал.
- Ничего, страшного, - говорит, - я вчера последним отпадал. Так мне объяснили, кто захочет свою жену обратно получить, тот должен через три дня сюда на вторую серию приехать. Полоненных возвращать будут. Спектакль символично на рассвете состоится.
Только мы возмущаться начали, мол, это хулиганство - заставлять людей с рассветом вставать... Как вдруг откуда ни возьмись старушки в халатах с вениками набежали...
- А ну давай, не задерживайся, - кричат на нас, - нам наше болото к следующему спектаклю готовить надо. Муравейники новые устанавливать, муравьев свежих завозить. Вон сколько их надавили, а еще зрители называются! Культурные люди. В театр пришли.
Словом, через три дня, как и приказано было, чуть свет я за своей на вторую серию приехал. Только пришел на опушку, а там пусто. Дощечка одна к столбику прибита:
«Спектакль отменяется. Театр уехал в Сибирь на гастроли!»
И вот стою я теперь перед этой дощечкой и думаю: «А может, и в самом деле не такой уж это и плохой спектакль!?»

Англичанка, хорошо знающая русский язык, решила лететь перед самым Новым годом 31 декабря домой, в Лондон, Аэрофлотом. Все таки Аэрофлотом дешевле, чем британскими компаниями.
Пришла в зал VIP — дело было во второй половине дня — а там, за регистрационной стойкой, сидит в лоскуты пьяная наша администратор. Как ни как 31 декабря! К тому же, время послеобеденное.
Англичанка, естественно, возмутилась:
— Вы же пьяны!
Наша ей отвечает по нашенски:
— Ну и че тебе то?
— Я буду жаловаться!
— Кому? Тебя проводить к начальнику?
— Да, проводите.
Пришли в кабинет к начальнику. А там за накрытым столом поляной сидит начальника — в те же лоскуты. С галстуком набок и пиджаком, застегнутым не на ту пуговицу.
Англичанка, с чувством, не свойственным северным народам, аж вскрикнула:
— Как? И вы пьяны?!
— Я пьян?! — удивился искренне начальник, — да вы еще экипаж не видели, с которым вы полетите.
С испуга англичанка в этот день в Лондон не полетела и встречала Новый год в Москве!

Объявили посадку. И радостно, и грустно возвращаться. С одной стороны, встреча с друзьями, родственниками... Подарки, приветы, рассказы о невиданных маслинах и неведомых кефирах. С другой стороны, ежедневная борьба за чувство собственного достоинства.
По-настоящему в самолете веселится только иностранцы. Их можно понять. Для них наш самолет - это машина времени, откидывающая всего за восемь часов на пару столетий назад. Аттракцион. Луна-парк. Диснейленд. Страна чудес. Если бы Льюис Кэрролл был жив, он бы наверняка написал продолжение "Алисы..." И назвал его "Алиса в СССР".
Когда-то я хотел предложить построить для советских граждан, возвращающихс из-за границы, специальный акклиматизационный центр. В нем должны были за два-три дня плавно подготовить вернувшихся к нашей жизни: потолкать, нагрубить, одеть в серое... Теперь я понимаю, что такой комплекс нам не нужен. Его роль с лихвой взял на себя "Аэрофлот". И не надо двух-трех дней. Вполне достаточно восьми часов перелета. Уже встретившись глазами со стюардессой, понимаешь, что Родина где-то рядом! И никаких сомнений по этому поводу не остается после двух завтраков с небритыми куриными крылышками. Интересно, как в "Аэрофлоте" умудряются всем пассажирам подавать крылышки? Я посмотрел - ни у кого из сидящих рядом не было ни одной ножки. Не говоря уже о других частях. Как будто у нас вывели специальный сорт куриц, похожих на вертолет.
Впрочем я неправ. Акклиматизация начинается не в самолете. Нет. Раньше. Уже в Далласе у стойки "Аэрофлота" чувствуешь, как соскучилс по родной, настоящей, почти мавзолейной очереди.
За время гастролей у меня было больше двадцати перелетов. Мы с импресарио приезжали всегда за пятнадцать-двадцать минут до отправления самолета. Иногда за это время даже успевали купить билеты. Сначала я нервничал из-за такого "безрассудства" моего импресарио. Но потом привык, понял, что раньше приезжать просто незачем. В американских аэропортах нет накопителей! Ставите машину на стоянку. Стоянка или на крыше аэропорта, или в подвале. К машине обычно тут же подбегает негр-носильщик. Берет ваши вещи, спрашивает, каким вы летите рейсом, отрывает квиток и... увозит ваши вещи в самолет. Ну в первый раз я догнал этого носильщика и отобрал у него свои вещи. Потом привык к подобным садистским порядкам. Вернее, делал вид, что привык. Все равно, сердце каждый раз екало в тот момент, когда он уносил мои чемоданы, и я каждый раз переспрашивал своего импресарио, уверен ли он, что наши вещи прилетят именно в тот город? И не вытащит ли этот подозрительный на вид носильщик из моей сумки кроссовки? Импресарио меня всегда успокаивал, мы налегке спускались на лифте прямо в здание аэропорта и через коридор-присоску заходили в самолет. Несмотря на зиму, многие американцы из города в город летают в пиджаках, потому что нигде не приходится ждать на морозе трапа под включенными двигателями.
Зато, какое облегчение и счастье чувствуешь, когда, прилетев, получаешь свои вещи, тут же открываешь их и видишь там неукраденные кроссовки.
Конечно, за каждый чемодан носильщику надо заплатить доллар. Не хочешь платить, неси сам. Но что-то я таких не видел. Обвешанных вещами, как новогодн елка. Бегущих в накопитель и цепляющих попутно колготки встречным женщинам. В крайнем случае, кто-то тянет за собой на поводке чемодан, и тот на колесиках легко бежит за ним, как афганская борзая. Да, и вот что еще удивительное. Нигде нет спящих на газетке со снятыми туфлями в ожидании ближайшего рейса через семь-восемь дней.
Первых людей со снятыми туфлями я увидел в Далласе у стойки "Аэрофлота". Делегация Министерства культуры из Алма-Аты. Приехали они в аэропорт часа за три до отправления нашего самолета. Впрочем, и все остальные приехали примерно так же. И я в том числе. Боязнь нарваться на двойника в хромосомном наборе нашего человека. Я думаю, американцы специально отвели в своем здании "Аэрофлоту" самый дальний и скромный уголок, чтобы не смущать цивилизованных людей нецивилизованной очередью с криками и запахами.
Да, только у стойки "Аэрофлота" понимаешь, как соскучилс по Родине:
- Вы здесь не стояли.
- Все идем по списку.
- Вас в списках нет.
- Куда вы ставите чемодан?
- А вы встаньте взад!!!
Родное, милое: "Встаньте взад!"
Какая-то женщина прямо из очереди берет командование на себя.
- Товарищи, давайте встанем в две очереди!
Ей уже одной мало, ей две подавай. Соскучилась. Видимо, из ВЦСПС. Губы тоненькие, закомплексованные, потому что не для поцелуя, а для зачитывани инструкций. Работа сказалась даже на осанке. Ее фигура похожа на указку.
Сзади меня стоит интеллигентный человек. Он улыбается:
- Как же давно мы всего этого не слышали, - говорит он мне.
Указка резко оборачивается:
- Вот и оставались бы здесь! Больно умный нашелся.
Какое замечательное оскорбление: "Больно умный!" Оно могло родиться только в идеально сером обществе. Среди серых костюмов, серых мыслей.
"Больно умный!" - это и тридцать седьмой год, и семнадцатый...
"Больно умный!" - сказала нянечка в больнице Василию Шукшину за день до его смерти...
"Больно умный"... В тот день в Далласе мы еще не знали - скончалс академик Андрей Дмитриевич Сахаров.
"Больно умный"... Акклиматизация началась!

Во раззвонились! Кончай звонить. Никого дома нет...
Ну вот... Наконец-то хоть немного отдохну, пока хозяева не вернулись. Как вернутся, минуты свободной у меня не будет. Одна хозяйка после работы по три-четыре часа разговаривает. И такую чушь несет! Мембрана вянет...
- А вы слыхали? Ледник обратно идет! К 2000 году будет на станции метро «Пушкинская»! А ей в ответ:
- А вы слыхали? Снежный человек на снежной бабе женился!
И вот всю эту ерунду я с утра до вечера слушать должен. А я помню, как меня на заводе на редчайшем импортном оборудовании собирали! Какие мы с коллегами хорошенькие с конвейера сходили! Все со знаками качества! Благодаря мне, думал, в «Скорую помощь» позвонить можно. Я города соединять могу, страны... Буду помогать людям друг другу в любви объясняться! Какое там!
Только хозяйка трубку положит, уже бабуля меня к себе тянет:
- Никитична, ты слыхала? Говорят, в моду вошли женские стеганые пальто из одеяла с пододеяльником. Бабуля наговорится, дедуля тут как тут:
- Пантелеич, ты слыхал? Говорят, изобретен новый вариант кубика Рубика. В форме шарика. Называется шарик Дурика!
Во, в семейку попал! Кота домашнего до того довели, что, когда дома никого нет, он трубку лапой снимает, важно так говорит:
- МУР!
Там сразу трубку вешают, думают, в МУР попали. Разве о такой жизни я мечтал, когда с конвейера сходил? Другие мои коллеги по распределению на заводы попали, на предприятия. Все эти годы настоящим делом занимаются. А я? А по мне 1 апреля люди друг друга дурачат. Вон на прошлое 1 апреля какой-то шутник на всех столбах объявления развесил: «Кто хочет записаться на французский спальный гарнитур под названием «Варфоломеевская ночь», звонить с трех до пяти утра». И мой номер телефона приписал.
Вы моего хозяина представляете? Когда его в три ночи разбудили с вопросом: «Вы не могли бы мне устроить «Варфоломеевскую ночь»?» - он говорит: «С удовольствием! И не только «Варфоломеевскую ночь», но и «Утро стрелецкой казни»!»
И как даст мне со всей силы трубкой по голове. А когда его через пятнадцать минут тем же вопросом разбудили, в его ответе приличными словами только предлоги были... И снова как даст мне трубкой по голове!
А при чем тут я? Ну хорошо, я техническая интеллигенция - так воспитан, что, когда меня бьют, ответить не могу. Но нельзя же меня поэтому каждый раз козлом отпущения делать!
Но самое страшное - это когда хозяйка со мной на руках на кухне готовить начинает. А ей в это время сообщают, что какой-нибудь известный артист женился... У нее сразу все из рук валится. Пятнадцать раз меня на пол роняла. А в последний раз в борщ уронила. У меня Знак качества и отлетел! Вместе с куском от корпуса. А она не заметила, хозяину за обедом этот кусок в тарелке и подала. Тот вилкой тыкал-тыкал, потом спрашивает:
- Из чего это у тебя сегодня борщ?
- Как всегда,- отвечает,- из косточки.
- Надо же,- удивляется,- до чего дошли! Кости и те со Знаком качества продавать стали! И вот так с утра до вечера!
- А вы слыхали, у нашего шефа новый видеомагнитофон японской фирмы «Сикоси-нако-си»?
- Это что! А у нашего шефа наш видеомагнитофон фирмы «Накося-выкуси»!
Эх, люди, люди! Раньше вы друг к другу в гости ходили, книги читали, письма друг другу писали. Много красивых завидных слов в этих письмах было. Потом у некоторых они даже издавались. А теперь что у нас издавать? Телефонные разговоры? О чем? О том, как хозяин со своей любимой сотрудницей разговаривает, когда его жена дома? Звонит ей, спрашивает:
- Алло? Это ты, Захар Захарович? Ну, как я тебе, к лицу губную помаду подарил?
Однажды его любимая сотрудница сама позвонила. Хозяина дома не было. Дочка младшая подошла. Маленькая, а сообразительная. Говорит:
- Папы дома нет, Захар Захарович!
Ну разве мог я подумать, когда молодым был, что люди мои способности и умение будут использовать, чтобы друг друга обманывать?
А как хозяин со своим другом конспирируются, когда о завтрашнем дне договариваются? Это же только я слышу!
- Ну что, Саня, в субботу вечером в библиотеку идем? Как в какую? В загородную, конечно. Она до двух ночи работает, и у нас там знакомый библиотекарь есть. Помнишь, который в прошлый раз с подносом ушел и все книжки между столиками разлил? Я ему уже звонил. Попросил приготовить три брошюры о Петрове-Водкине.
- Ты с ума сошел, Петь, три брошюры о Петрове-Водкине на двоих! Это же какие мы с тобой начитанные оттуда уползем. К тому же я теперь, сам знаешь, ничего, кроме Сухово-Кобылина, не читаю.
- Сень, ты что? Сухово-Кобылина вместе с Петровым-Водкиным читать нельзя. Это все равно что сказки Ершова на ночь читать. Наутро будешь чувствовать себя коньком-горбунком!
Как вы думаете, может моя утонченная мембрана каждый день такое слышать? Не ухо ведь человеческое. Нет, никто мою мембрану не жалеет. А недавно хозяин вообще в таком начитанном виде домой вернулся, что в радиосеть меня включил. В это время вечернюю сказку для детей передавали. Он трубку снял, к уху приложил. А ему женский ласковый голос говорит:
- Здравствуй, дружок! Он сразу заулыбался.
- Кто это?- спрашивает. А она еще ласковее:
- Сегодняшний вечер мы проведем с тобой, дружок, да?
Ну, он совсем разомлел, трубку рукой прикрыл, шепотом спрашивает:
- А где мы с тобой встретимся? Она говорит:
- В тридесятом царстве, в тридевятом государстве! Он как закричит:
- Да вы знаете, кто с вами разговаривает? Она отвечает:
- Иванушка-дурачок!
Ну, тут он сообразил, в чем дело, как даст мне опять трубкой по голове. У меня корпус и треснул. А хозяин смотрит и говорит:
- Совсем наш телефон старый стал... Пора его на свалку!
Ну вот, думаю, уже и на свалку. Значит, вся жизнь так в пустых разговорах и прошла. «А вы слыхали? А вы слыхали? А вы слыхали?»
- А вы слыхали, Муму откачали? Что? Не знаете, кто такой Муму? Ну вы и темнота! В школе надо было учить... Пушкина!
- Сами вы темнота! Не слыхали, небось, наш Сидор Матрасыч фиктивный брак заключил. У него от этого фиктивного брака уже двое фиктивных детей растет!
В общем, теперь, когда дни мои сочтены, честно скажу: лучше бы я тогда с конвейера не по профилю работать пошел. В сферу обслуживания. Телефоном-автоматом. Может, и пользы тоже не много бы принес, зато всегда при деньгах был! Хапал бы и хапал себе с утра до вечера! Конечно, обругали бы меня пару раз, может быть, даже по физиономии съездили... Но денег от этого не уменьшилось...
О! Хозяйка с работы вернулась. Опять меня на кухню тянет. Боже мой! Боже мой! Только бы ей снова не сообщили, что кто-нибудь женился! Так еще жить хочется!!!